Нужно ли помещать в кавычки, когда пишем, за что священнослужитель был арестован или осужден, используя формулировки следственных дел периода репрессий?

В общем случае, нужно. Потому что если мы просто составим запись:

осужден за антисоветскую агитацию

или

осужден за участие в антисоветской нелегальной организации «Истинного Православия»,

как прочитаем в обвинительном заключении следственного дела или приговоре, то это будет означать (если не поставить кавычек), что был такой факт, что священник вел антисоветскую агитацию, или же состоял в некой антисоветской нелегальной организации «Истинного Православия», и за это он был осужден. Кавычки здесь необходимы:

— они означают, что мы цитируем некий документ (следственное дело, приговор), а не сообщаем достоверный факт. Сейчас уже хорошо известно, всю «антисоветскую нелегальную организацию “Истинного Православия”» придумали на бумаге сотрудники госбезопасности, включив в нее самых разных людей (православных верующих), не составлявших никакую организацию с целями свержения советской власти, имевших довольно широкий спектр точек зрения на отношение Церкви и государства, причем в большинстве случаев точек зрения христиански точных, то есть исключавших борьбу за изменение государственного строя, однако в силу именно своей идеологической независимости от большевизма опасных большевикам, и потому помещенных ими в несуществующую «антисоветскую организацию» для практического удобства расправы с ними с некой иллюзией законности.

Также и в другом приведенном примере: «осужден за антисоветскую агитацию» — священник ни к какому свержению советской власти не призывал, имел абсолютно христианское мировоззрение, учил людей вере в Бога и необходимости жить по Евангелию, однако для того, чтобы изолировать его в лагерь или навсегда от него избавиться (расстрелять) хоть с какой-нибудь видимостью законности, получил от следователей формулировку «антисоветская агитация». Без кавычек эти и многие другие подобные измышления следователей («контрреволюционная деятельность», «контрреволюционная агитация», «участие в контрреволюционной церковно-фашистской диверсионно-террористической организации» и т. п.) мы в отношении него писать не имеем права:

Другое дело, что настоящая христианская проповедь живущего праведной жизнью пастыря была для советской власти действительно опаснее иного контрреволюционного мятежа, поскольку подрывала ее идеологическое господство, а следовательно, ее механизмы управления людьми. Но если бы именно это было записано в следственном деле («изолирован в лагерь, поскольку христианство несовместимо с советской идеологией и может ее разрушить»), то мы бы перенесли это без кавычек, это было бы правдой. Однако в то время оставлять письменные свидетельства того, что преследование реально осуществляется за верность христианскому мировоззрению, было категорически запрещено. В публичном пространстве утверждалось, что за веру преследований в советской России нет, вследствие чего для осуждения и придумывались не соответствующие истине формулировки, содержавшие указание на какое-нибудь реальное, подпадающее под действие уголовного кодекса, преступление против действующего строя.

Перейти на сайт проекта «Духовенство Русской Православной Церкви в ХХ веке»